Неделя В Краю Ибааитов

В султанате Оман турист и сегодня все еще диковинный гость, а в воздухе витает не только дух нефти, но и духи из древних восточных легенд.

Понедельник — день счастливый. Четверг, впрочем, тоже. Так считают в Омане — стране глубоко верующих мусульман (местный толк ислама — официальная государственная религия — зовется ибадизмом, адепты — ибадитами) и, возможно, главных мистиков арабского мира.

В Оман я прибыл именно в четверг — последний четверг священного месяца Рамадан: вдвойне удачное и вполне оправдавшееся в следующую неделю предзнаменование.

ЧЕТВЕРГ. МОДЕРНИЗАЦИИ ПО-ОМАНСКИ

Раннее утро. За окнами внедорожника безжизненные пейзажи. Пустынные каменистые равнины резко переходят в обесцвеченные скалы, скалы царапают столь же тусклое небо, затянутое то ли туманом, то ли клубами пыли. Трасса с идеальным покрытием вдруг переходит в грунтовку. По ней, петляя серпантином через горный перевал, пролегает единственный наземный путь к первому пункту назначения — рыбацкой деревушке Зигхи.

Зигхи — один из образцов заботы патерналистского государства Оман о населении. Рыбакам, чьи дома совсем обветшали, были построены новые жилища и проведены коммуникации, а рядом возведен одноименный деревне отель, принадлежащий к сети класса люкс, Six Senses, где множество местных нашли работу. Вид на Зигхи — деревня жмется к песчаной полоске небольшой гавани — открывается сразу за перевалом. Залив замкнут скалами, с одной стороны домики свежей постройки, с другой — вроде бы скученные древние мазанки. Должна бы, по идее, явиться и сверкающая новая гостиница, но ее все нет и нет.

Когда джин ВъеЭЖ&ет в деревню, выясняется, что ее старая часть и есть самый дорогой отель Омана. После ночного перелета и тряски по грунтовому серпантину оказаться в собственной «мазанке», при ближайшем рассмотрении оказавшейся просторной виллой с прохладными комнатами и двориком, где нашлось место для небольшого бассейна, — практически счастье.

ПЯТНИЦА. СГЛАЗ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ

В оманских представлениях пятница, как и четверг, день хороший. Л в общей мусульманской традиции и вовсе самый важный. «Пятница — это госпожа дней», — говорил пророк Мухаммед. II еще-. “Гели призовут в пятницу к молитве, то устремитесь к поминанию Господа и оставьте дела мирские».

Так жители Зигхи и поступают. К середине дня устремляются в мечеть — идеревушка вымирает надолго.

Зато вечер — время поговорить и послушать, и я отправляюсь в деревню, к местным. Здешние рыбаки промышляют в основном тунца, рыбу сильную и крупную, так что и стопроцентно правдивый рассказ о противоборстве с ней мог бы звучать драматично. Но для дорогих гостей приготовлены более

впечатляющие истории про 20-метровых акул и гигантских осьминогов, поглощающих лодки-доу. Впрочем, местные рыбацкие байки достоверностью не слишком отличаются от охотничьих рассказов в прочих частях света. Деревенский голова и его сын, принимающие меня, и сами посмеиваются над рассказами сидящего рядом старика — их отца и деда соответственно.

Настоящие «страшные истории» начинаются, когда речь заходит о капитанах, которые все реже, а то и вовсе не ходят в море, и пасечниках, которые больше не получают со своих пасек меда. Почему? Дружно отвечают: «Один Аллах знает».

— Кто-то сглазил нас, — вдруг добавляет дед. — Точно сглазил!

Сын и внук ухмыляются, но молчат.

— Так бывает, — продолжает дед. — Вот нынешнее поколение перестало соль на корму в мешке вешать, так у них на лодках таласымы (злые духи. — Прим. авт.) завелись, вот и рыба не ловится.

—  На самом деле рыбы по-прежнему полно, но есть проблемы… — вступает в разговор молодой Султан.

Проблемы связаны с соседней гостиницей. Прогулочные катера пугают рыбу, и она меняет привычные маршруты, уходя глубже в море. А главное, многие местные жители стали постепенно отказываться от рыбацкого ремесла, предпочитая этому нелегкому труду куда более простую работу охранника или шофера при отеле.

Султан раньше неделями плавал на своем доу, а теперь проводит на судне лишь выходные.

— Рыбаки здесь будут всегда! — со страстью отвечает он на мой вопрос, не грозит ли традиционному рыболовству полное исчезновение. Однако на практике в море сейчас все больше ходят гастарбайтеры. Коренные жители Зигхи, да и других селений в округе, остаются формальными «кубтанами» (так, искажая европейского «капитана», именуют тут гордых «водителей доу»), в действительности оседая на должностях с более комфортными условиями труда и стабильным заработком. Местный извод глобализации…

— Я бы предпочел жить, как раньше. Уходить на две-три недели в море, ловить и продавать рыбу, — говорит Султан. — Но работая в гостинице, я чаще вижу семью, детей.

Несколько секунд молчания.

— А знаешь, раньше, еще лет пять назад, эти каменные горы вокруг были зелеными, — говорит внезапно Султан. — Не веришь? Сейчас покажу.

Он протягивает мне пачку старых фотографий. И действительно, на безжизненных нынче скалах росли деревья, кусты, трава, были цветущие поляны. Живущие на холмах пчеловоды делали славный мед.

— А потом изменился ветер, — утверждает Султан. — И дождей не стало. Все высохло.

— Сглазили, точно сглазили! — снова бормочет дед.

СУББОТА. РАЗНЫЕ ПАЛЬЦЫ НОЧИ МОГУЩЕСТВА

Суббота и воскресенье — дни, по местным традициям, ничем не примечательные. Но суббота, в которую я покидал Зигхи, была необычной. Она завершалась так называемой Ночью предопределения, или — другой вариант — Ночью могущества. Имеются разные мнения относительно принадлежности этой ночи к определенному числу. Многие полагают, что она дрейфует в последней десятке нечетных ночей Рамадана. Но большинство считают, что это 27-я ночь месяца. Именно в такую ночь пророку Мухаммеду был ниспослан Коран. В эту ночь и накануне открываются истины. Неочевидное становится очевидным, и наоборот.

Уезжая утром из Зигхи, я мысленно оживлял окружающий каменистый пейзаж цветущими лугами, как на старых фото, которые показывал мне Султан.

Когда-то здесь произрастала даже разновидность вечнозеленого дерева ним, почитаемого местными как универсальное лекарственное средство. В Омане оно пользовалось большим почетом. Об этом мне поведали уже другие гостеприимные хозяева — рыбаки из города Эль-Хасаб.

Согласно обычаю, перед отправкой в море капитан рыболовецкого доу брал ветвь нима, окунал ее в воду и три раза поворачивал вокруг оси. Затем ветку расщепляли на три части и вешали по бортам и на носу лодки.

Была у местных рыбаков и еще одна традиция «на удачу». Накануне выхода в море «кубтан» должен был отправиться к имаму, чтобы тот на листочке написал ему чудодейственное напутствие. Этот листочек потом нужно было запечатать в борту доу. Читать же, что на нем написано, строго воспрещалось.

И вот (история из совсем недавнего прошлого) некий хасабский рыбак трижды кряду приходил к имаму за бумажкой, и все три раза улова практически не было. На третий раз он разгневался и решился все-таки посмотреть, что же такого ему написал никчемный имам. Развернул листочек, а на нем — аккуратно выведенный душещипательный текст крайне популярной на тот момент эстрадной песни «Пять чувств». За обман имаму досталось. Но над рыбаком, которому вместо магических формул подсунули шлягер, до сих пор потешаются все.

После очередной молитвы мы с гидом Хани едем смотреть на то, как живет город Эль-Хасаб в Ночь предопределения. В центре все рестораны забиты народом. Целыми семьями люди кочуют из дома в дом, по друзьям и родственникам. Девушки, полностью укутанные в черное, гуляют по улицам города группками и громко щебечут. Молодые люди готовятся играть в футбол или волейбол. Взрослые мужчины рубятся в карты и домино.

— А как же великая ночь? — спрашиваю я Хани (держа, разумеется, в голове, что ибадиетский Оман славится крепостью и строгостью религиозной традиции). — Как же уединение и молитвы до утра?

— Люди — как пальцы на ладони, — говорит он с улыбкой. — Ладонь одна, а все пальцы разные.Как ни странно, эта формула, явно позаимствованная из какого-нибудь компендиума уклончивой восточной мудрости, действительно помогает понимать Оман и его народ.

ВОСКРЕСЕНЬЕ. ГОРЦЫ, ГОСТИ, ФЬОРДЫ Воскресенье тоже проходит в Эль-Хасабе. Это столица губернаторства Мусандам. Чтобы добраться сюда из Зигхи посуху, необходимо въехать на территорию ОАЭ, а потом снова пересечь границу, чтобы опять попасть на оманскую землю. В этом смысле Оман — страна уникальная. Она единственная на Аравийском полуострове разделена на основную часть и эксклавы — собственно Мусандам (северная часть полуострова) и Мадха.

Такая конфигурация — наследие сравнительно недавнего прошлого. Еще в первой половине XIX века Оман был немаленькой империей, в состав которой входила значительная часть не только Аравии (включая знаменитый «пиратский берег»), но и побережья Восточной Африки, районы Белуджистана и Персии. Однако в середине XIX века начался распад государства: сыновья очередного почившего султана разделили страну на две части, африканскую и азиатскую, позднее обе части порознь приняли протекторат Британии, у которой на «пиратский берег» и его окрестности были свои колониальные виды… — словом, череда разделов, конфликтов и интриг растянулась надолго, и для султаната Оман закончилась, пожалуй, лишь в 70-е годы XX века, хотя официальная независимость от Великобритании была достигнута в 1951-м. Девятнадцать лет спустя султана Сайда бен Тейму-ра в результате бескровного переворота сместил собственный сын Кабус бен Сайд (правящий поныне) и затеял «оманскую модернизацию», экономическую, политическую, социальную. Для туристов страну, основные доходы которой происходят теперь не от фиников (впрочем, обильно культивируемых), а от «нефтянки», открыли лишь в 1987-м. Возможно, это и есть главная причина, по которой Оман встречает путешественника совсем не так, как Египет, Тунис, Марокко: тут едва ли услышишь привычный речитатив «мистер-вэараюфром-гивмидоллар», турист здесь все еще гость, а не «ходячий кошелек».

Сами же оманцы севера, центра и юга в результате разобщенности и влияния соседних народов сильно отличаются друг от друга и внешне, и по ухваткам, и по языку. Кроме того, испокон веков они делятся на моряков и горцев (для которых изолированная жизнь вполне традиционна). Горные селения — это два, три, четыре домика, в которых живет одна семья-клан. Деревеньки настолько крохотные, что, стоя на вершине горы, невооруженным взглядом с трудом вычленяешь их из бесконечных серых скал. Местные живут земледелием и за пределы «хутора» выходят редко. Так редко, что все острее становится проблема кровосмешения.

От полной изоляции отчасти спасает обязательное начальное образование. На Мусандаме дети моря и гор съезжаются в интернаты при школах Эль-Хасаба, где проводят всю учебную неделю, а на выходные и каникулы возвращаются домой. «Горцев» развозят на автобусах, «моряков» — на катерах.

В этом смысле «детям гор» повезло значительно меньше. Прогулка на кораблике по морским окрестностям Эль-Хасаба — впечатление незабываемое: акваторию, лежащую впритык к Ормузскому проливу, не зря принято называть ближневосточной Норвегией — так прихотливо и красочно изрезана она самыми настоящими фьордами. Из маленького порта доу уходит в узкие проливы между гигантских скал. Огромные глыбы похожи на листы картона, сложенные в СТОПКИ под разными углами. На них — стаи птиц-корморанов, они же целыми плавучими островами курсируют вдоль берегов. У самого борта лодки беспечно прыгают дельфины. В маленьких гаванях, где можно купаться, туристы кормят лепешками с рук бесстрашных рыбок, а матросы-оманцы охотно делятся своим провиантом с туристами: с гостями ведь принято делиться. Стоит только помнить, что, по древнему арабскому обычаю, хозяин обязан быть отзывчивым не более трех дней, оставаться у него дольше считается неприличным.

ПОНЕДЕЛЬНИК, ВТОРНИК, СРЕДА. ПРАКТИЧЕСКАЯ МАГИЯ ОМАНА

Три моих приличествующих дня среди хасабских рыбаков истекают в понедельник — день, напомним, счастливый. Отбыв поутру в столицу султаната, Маскат, вечером я удачно знакомлюсь с оманцем Али: он согласен провезти меня по горному району, в местном фольклоре знаменитому как зона столкновения светлых и темных сил. Первые якобы сосредоточены вокруг города Назва, вторые — в Бахле, где, согласно легендам, живут колдуны-травники, встречаются оборотни и джинны, а люди пропадают без вести на годы или навсегда.

Выезжаем утром вторника — «черного дня» оманского календаря, дня темных сил и печальных событий. В начале пути к «темному городу» Бахла Али, впрочем, все больше отшучивается: дескать, дурная слава городка — просто досужие байки. Но к концу, посуровев, выдает серьезную инструкцию: не смотреть в глаза животным, которых продают на рынке, и сторониться убогих.

В этом году именно на неприятный день вторник пришелся последний день поста, когда, готовясь к разговению, люди закупают мясо. Это, впрочем, не беда, поскольку (сообщает Али) именно вторник — самый подходящий день для заклания животных, а также — неожиданный поворот — для хирургических операций. Насыщаясь свежей кровью, зло становится менее опасным для людей.

Под эти кровавые рассказы мы въезжаем в Бахлу. Узкие безлюдные улочки, полуразрушенные или обшарпанные дома. Тут и вправду так мрачно или ре-путация мести меняет восприятие?.. На центральном рынке после полудня (обычно основной торг по утрам) все еще стоят мясники. Прямо на циновках — самый, видать, неходовой товар: копыта, рога и целые коровьи головы. Заглядывать им в глаза и впрямь не хочется.

Оставаться не хочется тоже. Мы кружим по пыльным улицам, узким и крутым. Вдруг Али останавливает машину и ведет меня в один из домов. Через тесный лаз из двора идет сильный приятный запах. В полутемной комнатке обнаруживается пожилой мужчина в рубахе и длинной клетчатой юбке. У него в ногах медный казан, вкопанный прямо в пол. Большой деревянной ложкой мужчина непрестанно перемешивает содержимое казана — красновато-коричневую тягучую жидкость, то и дело вспухающую большими белыми пузырями. Все точно как в кино про ведьм. Неужто это и есть логово колдуна -травника? Нет, все проще: крохотный цех по изготовлению традиционной оманской халвы. Из бурой жидкости в итоге получится местное лакомство, похожее на желе с добавлением сухофруктов или орехов.

Купив у хозяина баночку, мы направляемся назад в Маскат с заездом в древний поселок Абра. Тоже горное селение, Абра, в отличие от виденных ранее в Му-сандаме, — место почти райское, зеленое и цветущее. Предки местных обитателей возвели из крупных камней террасы, вдоль террас выстроили систему оросительных каналов и загнали в них воду из местного источника. На террасах стали выращивать финиковые пальмы, бананы, лаймы, инжир.

За несколько веков существования жизненный уклад в Абре практически не изменился. Готовят, стирают и даже моются здесь, как столетия назад. Из даров прогресса — разве что электрическое освещение. И еще гостиница. Местный житель сделал из своего родного дома небольшой отель, в крохотных номерах которого есть лишь пара тюфяков. Пищу — ту же, что готовят для своих домашних, — приносят местные женщины. Стирать гости могут самостоятельно в расположенной рядом природной «машине». Там же и естественный «душ» — маленькие водопады, стремящиеся внутрь искусственно созданных гротов. Пока любителей этноаскетизма добирается сюда немного, оно и к лучшему, иначе диковатому обаянию Абры не устоять перед напором цивилизации. А так именно здесь куда охотнее, чем в комфортабельных гостиницах сети Six Senses, и возникает дефицитное шестое чувство. Чувство незаметного слияния с красотой чужой, суровой природы. Чувство странной, полузабытой во времена туристической глобализации подспудной общности с максимально непохожими на тебя людьми. Чувство прикосновения к миру, где не тонешь в хаосе событий, новостей, слуховых и зрительных раздражителей, — и оттого пусть на миг, но ощ^тцаешь присутствие в воздухе тех мистических существ и сущностей, которые для множества обитателей Омана по сей день остаются несомненной и естественной частью их жизни.

Я думаю об этой «волшебной подкладке» Омана на следующий день — в среду, мой последний день в султанате, — отправляясь из Маската в пустыню. Джип берет штурмом одну дюну высотой в пятиэтажный дом за другой. Вообще-то перед тем как въехать на пески, для лучшего сцепления положено приспустить шины. Обычно это делается на бензоколонках — и там же шины на обратном пути подкачивают. Но сегодня первый день после поста, праздник, все закрыто — и мы выехали, не проделав манипуляций с колесами (приспускать шины собственноручно попросту поленились). Джип преодолевает очередную дюну и… вязнет. Каждое нажатие на педаль газа только вкапывает его глубже. Лопат в багажнике не оказывается. Мы пытаемся копать руками, теперь уж приспускаем шины сами, ключом. Поздновато: джип зарылся основательно, а песок сух и сыпуч, вот если б его увлажнить, джип выкарабкался бы. Но откуда в пустыне, пусть и при стабильно пасмурном небе, взяться дождю?

И через несколько минут начинается ливень.

ИВАН ГРОШКОВ

Вокруг света №1 2012